— Заинтересует! — живо откликается Жиль. — Завтра же эти записи — ко мне!
— Я слегка прокомментирую их, — продолжает Лена. — Любое пребывание в реальной фазе, даже с элементарным заданием, типа пройти по бульвару, сорвать цветок, понюхать его, замечтаться и опоздать на трамвай, уже оставляет след в психике хроноагента. Если же надо сделать что-либо посерьезнее — физическое воздействие или, еще хлеще, убийство, собственное увечье или даже смерть… Я только диву даюсь, насколько крепка оказалась психика наших заслуженных хроноагентов, годами работающих на пределе возможностей. Обычные люди давно бы уже свихнулись от всего этого. Мои предложения: или настолько тщательно разрабатывать задания, чтобы свести к минимуму отрицательные воздействия переходов, или разработать такую программу адаптации хроноагента, чтобы она полностью снимала последствия стрессов. Сразу скажу: такая программа мною уже разработана, но она требует от трех дней до двух недель отдыха хроноагента после возвращения.
— Предложение интересное, но труднореализуемое, — говорит Магистр. — Особенно второй вариант. Ты, Элен, знаешь, какой плотный у нас график работы. Если каждому хроноагенту после задания давать такой длительный срок восстановления, нам придется увеличить количество агентов в три-четыре раза. А где их взять? Ты же сама знаешь, что хроноагент — это один из тысячи! Для этой работы нужны особые данные. Вот, к примеру, как у них, — Магистр кивает в нашу сторону.
— Позволю себе не согласиться, Магистр, — реагирую я. — Я был обыкновенным летчиком, пока волей случая не оказался вовлеченным в сферу вашей деятельности. Разумеется, я и не подозревал, что являюсь хроноагентом экстракласса, как вы выразились. Скорее всего вы здесь сделали меня таким. Думаю, что Андрей полностью солидарен со мной.
Андрей кивает, а Магистр хмыкает скептически.
— Хватит прибедняться, Андрэ. Ну а тебе, Элен, я могу ответить и по первому твоему варианту. Ну как можно тщательно спланировать задание, имея дело вот с такими рубаками? Ты присутствовала при обсуждении последнего задания и все помнишь. Кто из нас мог предположить, что под словами “любые действия” они подразумевают такое? Я не удивлюсь, если их стараниями не шесть, а шестьдесят процентов внедрений будет завершаться гибелью. Так что…
Он безнадежно машет рукой. А я, раз уж взял слово, продолжаю:
— Ну а по существу сегодняшнего разговора мне хотелось бы сказать следующее. Мы с Магистром уже не раз спорили на эту тему. Вопрос стоит о правомерности нашего вмешательства в естественное историческое развитие реальной фазы. Да, иной раз вмешательство необходимо, чтобы предотвратить многочисленные жертвы войн, экологических и других катастроф. Во всех этих случаях наше вмешательство оправдано. Но имеем ли мы право вторгаться в реальную фазу и вмешиваться в ее дела всякий раз, когда нам покажется, что научно-технический прогресс или социальное развитие там идут по неправильному пути? Кто определил: правильно или нет? Почему нельзя дать человечеству самому в этом разобраться? Кто дал нам право быть наставниками и опекунами многочисленных семей человечества? Мы сами присвоили себе такое право! Хорошо-хорошо! Я предвижу ваши возражения относительно Координационного Совета. Я понимаю, что слишком уж это дорого обойдется: позволять человеческим семьям ставить эксперименты на самих себе и оплачивать ошибки в своем развитии многочисленными жертвами. Здесь можно спорить…
— Вопрос: нужно ли? — бросает реплику Кэт.
— Может быть, и не нужно, — соглашаюсь я. — Но есть еще одна сторона медали, — я киваю на компьютер. — Вот подойдем и наберем случайный код. Мы увидим фазу, которую мы еще никогда не наблюдали. В каждой точке пространства-времени сосуществует бесчисленное множество реальных фаз. Это — аксиома. Мы даже наблюдать их все не в состоянии. А уж реально работать с ними тем более. Вот еще одна проблема. Как определить, кому помогать в первую очередь? Может быть, мы размениваемся на мелочи в то время, когда какая-нибудь фаза действительно нуждается в нашей помощи? Помощи, которая потребует всей нашей мощи, всего нашего потенциала.
— Да, вот вторая проблема, поднятая тобой, действительно весьма серьезная. Но, увы, практически неразрешимая. Еще у Козьмы Пруткова было изречение: “Не пытайся объять необъятное!”, — говорит после паузы Жиль. — А ведь это — двуединая задача, я сразу и не заметил. Мы занимаемся коррекцией научно-технического прогресса и социального развития, а в это время в других фазах происходят катастрофы, о которых мы даже не подозреваем. Как решить эту проблему, вот задача из задач!
Маг возбужденно вскакивает, закуривает сигарету и начинает быстро ходить по комнате. Тем временем Катрин, налив себе свежую порцию кофе и глотнув коньяку, говорит своим низким, звучным голосом:
— Мне кажется, что эта проблема вовсе не так уж неразрешима. Вот уже полгода моя группа работает над программой поиска наиболее опасных участков в реальных фазах. Правда, при экспериментах мы столкнулись с непредвиденными трудностями… Наш поиск все время, — Катрин делает паузу, еще раз отпивает из рюмки и запивает коньяк остатками кофе, — все время показывает наличие очень, очень больших и опасных аномалий в областях ультра— и инфравременных частот. Причем… градиент опасности все время увеличивается в сторону нормальных частот… и он явно стремится к нуль-фазе.
При этих словах Магистр вздрагивает и внимательно смотрит на Кэт. А Жиль удивленно спрашивает:
— Извини, Катрин, раз уж ты говоришь о программе и таких результатах, как градиент опасности, о его направленности… значит, математический аппарат решения этой проблемы уже готов? Почему я об этом ничего не знаю?
— Мы не стали трубить об этом раньше времени. Хотели сначала проверить. Мне кажется, что те результаты эксперимента, о которых я говорила, показывают, что разработанное нами матобеспечение еще несовершенно или неверно…
— К сожалению, Кэт, твои опасения напрасны, — мрачно прерывает ее Магистр. — Твои данные совпадают с моими. У меня, правда, не было твоего математического аппарата, но анализ донесений хроноагентов и мои наблюдения дают основания считать, что твоя программа работает верно. Я не хочу заканчивать наш вечер на столь мрачной ноте, поэтому, — Магистр разливает по рюмкам остатки коньяка, — выскажу свое мнение по поводу того, что мне видится основным качеством хроноагента. И мы выпьем за это. Хроноагент, по моему глубочайшему убеждению, должен быть очень и очень неравнодушным человеком. Человек с холодным сердцем просто не сможет изо дня в день, находясь в чужом теле, живя чужой жизнью и подчас рискуя ей, беречь эту жизнь как свою собственную, зная, что ему самому в конечном счете ничто не угрожает. Более того, человек с холодным сердцем не сможет, находясь в чужом для него обществе, воспринимать проблемы этого общества как свои собственные и, следовательно, не может отдавать решению этих проблем всего себя. А иначе эти проблемы не решить. Только неравнодушный человек может добровольно взяться за дело, которое, как весьма справедливо отметила Элен, грозит ему нервным истощением, психическими срывами да и, будем откровенны до конца, такими потрясениями, которые могут закончиться весьма и весьма плачевно. Я рад, что в лице двух Андреев я нашел именно таких вот неравнодушных людей. Проверка их характеров в ходе МПП, да и при выполнении немногих пока еще заданий, подтвердила, что это так и есть. А та целеустремленность и взаимовыручка на грани самопожертвования, которые они продемонстрировали, проходя Лабиринт, говорят, что они будут идеальной парой хроноагентов. Выпьем же за главное качество хроноагентов — неравнодушие!
Такой тост грех не поддержать, и мы дружно допиваем коньяк.
Поговорив еще немного на отвлеченные темы и выпив по чашке чая. Жиль с Хуаном откланиваются. На прощание Жиль высказывает пожелание, чтобы такие “посиделки на среднем уровне” происходили регулярно, хотя бы раз в два-три месяца.
Когда они оставляют нас, Магистр, заговорщицки подмигнув, направляется к синтезатору. Через несколько минут он возвращается с бутылкой холодной “Столичной”. Бутылка даже запотевшая.