— Тан Андрей, или как вас там? Вы хотите узнать, как здесь было раньше, и когда всё изменилось? То есть вы хотите узнать, когда появились Владыки и установили свои порядки?

— Значит, вы знаете, что раньше всё было иначе?

— Разумеется. Вы верно сказали. Кто-то придумал электрические машины, электрические батареи, электрическое освещение. Кто-то придумал летательные машины. Кто-то придумал проволочную электросвязь. Но никто вам не скажет, кто придумал, когда придумал, и как было раньше, и когда стало как сейчас. И я не скажу. Потому что никто этого не знает. И я не знаю. Я, как и все вольные, учился в школе. Там нас учили читать, писать, считать, соблюдать законы, почитать Владык. А вот тому, как было раньше и когда что изменилось, нас не учили. После школы меня направили в училище, учиться на мастера. Там меня научили обслуживать электрические машины, ремонтировать их. Научили заряжать батареи и устанавливать их. Научили прокладывать электрические провода и подсоединять к ним всё, что работает от электричества. Научили ремонтировать всё это. Научили работать с проволочной связью и обслуживать её. Но тому, что сейчас интересует вас, меня опять не учили. Не учили этому в училищах и управляющих, и агрономов, и животноводов. И уж, конечно, не учили этому военных.

— Ну а сами-то вы что думаете по этому поводу?

— Вряд ли вы услышите от меня что-либо новое. Я могу только предположить, что когда-то жизнь была совсем другая. Но пришли Владыки и установили свои законы. И сейчас мы живём по этим законам.

— И вам нравится такая жизнь, такие законы?

— Хм! А чем плоха такая жизнь и такие законы? У меня есть хорошая работа. Меня за неё обеспечивают всем, что только душа пожелает. В каком-то смысле я живу даже лучше нашего тана. Я без него обойдусь, а он без меня — нет. И он это знает. Лучшее из того, что получает тан из фонда Вождя, достаётся мне. Стоит мне пожелать на ночь любую женщину из нашего клана, тан отберёт её у любого гостя, — если, конечно, он не Вождь или его родственник, — и отдаст мне.

— Вы говорите, самое лучшее — всегда вам. Но одеты вы весьма скромно.

— Это рабочая одежда. За ужином у тана я всегда одет сообразно своему положению.

— Вчера вас на ужине не было.

— Я не люблю смотреть на казни. Сегодня будут женские игры, и я приду.

— Понятно. Значит, жизнью вы довольны. Но, мастер Бенат, это же растительная жизнь. Полили, удобрили, пропололи сорняки, что еще свёкле надо?

— В самом деле. Что еще надо свёкле? — Бенат улыбается.

— Свёкле, действительно, ничего больше не нужно. Но ведь вы не свёкла, мастер Бенат. Вы грамотный, неглупый человек. Я же видел, что вы делаете у себя в мастерской. Ведь для чего-то вы это делаете.

— Только для себя. Я просто хочу доказать самому себе, что я не глупее мастера Колота. Его машина работала плохо. Моя работает лучше.

— А если вы сделаете так, как я вам сказал, — говорит Анатолий, — она будет работать еще лучше.

— А зачем? Достаточно тех машин, что давно уже работают. Я не хочу кончить так, как мастер Колот. Владыки каким-то образом узнали, что он делает новую машину. Знаете, что с ним сделали? Ему содрали кожу с рук до самых локтей и выгнали в лес. Как вы думаете, сколько он прожил после этого и, главное, как он провёл эти часы?

— Всё понятно, Толя, — говорю я. — Это всё то же замораживание прогресса. Это мы уже видели и знаем. Ничего нового. Нет ответа на главный вопрос: кто, откуда и зачем. Мастер Бенат, а вы сами видели Владык?

— А кто я такой, чтобы встречаться с Владыками? Владыки являются только Вождям. Да и то не каждый год.

— Всё ясно. Значит, нечего здесь время терять. Спасибо, мастер Бенат. Вы нам очень помогли.

— Чем мог, тем помог. Встретимся за ужином.

Посовещавшись, решаем уходить из этой Фазы завтра утром. Переход Анатолий обещает открыть в шесть часов утра, в пяти километрах от «замка». В самом деле, нового мы узнать здесь уже ничего не сможем, задерживаться нет смысла. Да и рискованно. Время знает, какая шлея попадёт под хвост нашему гостеприимному хозяину. Вдруг ему вздумается организовать гладиаторские бои с нашим участием. Или он решит проверить на ком-нибудь из нас искусство своего нового домашнего палача. Конечно, и в том, и в другом случае ему ничего не светит. Нас можно слопать только под изрядное количество водки. А он такого просто не осилит. Но больно уж не хочется затевать здесь на прощание бойню. Лучше уйдём по-английски. Незаметно, не прощаясь.

Лена остаётся при особом мнении. Она не возражает против того, чтобы покинуть эту Фазу завтра утром. Но она полагает, что здесь еще можно что-то узнать. И она намерена осуществить это, не откладывая в долгий ящик. На ужин она является всё в том же соблазнительном одеянии. Она что, не понимает, чем это может обернуться?

— Ленка, — говорю я ей тихонько, — зачем ты его дразнишь? Это же опаснее, чем мулетой перед быком махать.

— Вчера он подарил тебе на ночь лучшую, как он считает, женщину из своего гарема. Наверняка сегодня он пожелает, чтобы ты отплатил ему той же монетой, и попросит лучшую женщину из твоего «гарема». А это, с его точки зрения, я. Ну, а я, как уже сказала, не намерена совокупляться с такой мразью. Я заведу его, доведу до нужной кондиции и, когда он будет готов, пощупаю его подсознание. Не может быть, чтобы власть имущие не знали чего-то такого, тайного. Мне кажется, что здесь Бенат или заблуждается, или не всё знает.

— Хорошо. Время с тобой. Но будь осторожна. Эта тварь способна на любую гадость.

— Ну я тоже не лыком шита и не лаптем щи хлебаю.

Я примерно догадывался, что должны были представлять собой «женские игры». Но действительность превзошла все мои ожидания. Два десятка специально обученных женщин-рабынь и столько же мужчин-рабов устроили в зале такую порнуху, что по сравнению с ней бледнело даже то, что я видел в Древнем Риме. А ведь римляне были знатоками этого дела и отличались изобретательностью.

Зрелище было отвратительным до ужаса. Я отворачиваюсь от расшеперенных женщин и блестящих, пыхтящих мужчин и наблюдаю за зрителями. Вот это зрелище более интересное, хотя и не менее отвратительное. Вчера примерно так же они смотрели на мучения истязаемых. Еще сейчас у стены стоят два кола. На них — вчерашняя жертва и её палач. Он еще жив. Прав был Старый Волк, тысячу раз прав! Это не люди. Но и зверьём я не могу их назвать. Волки могут растерзать своего раненого товарища, но они не будут наслаждаться его мучениями. А то, что происходит сейчас! Целомудренный животный мир просто не знает аналогии этому.

Даже Бенат, который два часа назад показался мне самым интеллигентным и самым развитым в местном обществе! Он привстал, лицо его перекошено азартом и похотью. Глаза масляные. Он бьёт себя руками по коленям и хрипло выкрикивает: «Давай! Глубже! Чаще! Давай! Подмахивай! Подмахивай! Давай!»

Сколько требуется поколений, чтобы так исказить природу человеческую? И это тоже плоды работы Владык. Но зачем? Зачем им это нужно?

Не знаю, кого как, но меня после такого «шоу» к женщине не потянет по крайней мере неделю. А этим хоть бы хны! «Артисты» удаляются, измочаленные до последней степени. А тан Марсун глаз не сводит с Лены. А глазки эти похотливые-похотливые!

— Тан Андрей, — говорит он заплетающимся языком. — Вчера я сделал вам подарок, достойный вашего высокого положения. Могу ли я надеяться, что вы уступите мне на эту ночь хотя бы одну вашу женщину?

— По вашему выбору?

— Разумеется.

Я смотрю на Лену. Та незаметно опускает веки: «Соглашайся». Вздохнув (с огнём играет подруга!), я отвечаю:

— Долг платежом красен. Выбирайте, тан Марсун.

Наша команда, за исключением Наташи, в шоке. Они ведь не слышали нашего с Леной разговора. Они никак не могут взять в толк, с чего бы это Андрей дарит свою подругу этому грязному козлу, похотливому садисту. А Лена, скромно опустив глазки, улыбается Марсуну «блаженной» улыбкой.

— Вот. Её! — почти шепотом произносит Марсун, тыча грязным пальцем с обломанным ногтем в Лену.