— Но ты понимаешь, что еще никто не сталкивался с его проявлениями напрямую. Это все только предположения, построенные на следствиях, вероятности и на статистике катастроф в труднодоступных фазах.

— Я все понимаю. Главное, знать, что противник может в любой момент напасть, и быть готовым к этому. А уж как он это будет делать… посмотрим. Главное, что мы к этому готовы.

— Ну, тогда ни пуха ни пера!

— В “схлопку”!

Мы с Леной проходим к ней домой, точнее, в рабочий кабинет. Лена тут же притягивает меня за плечи и припадает лицом к моей груди.

— Андрей, — шепчет она, — я очень прошу тебя: будь осторожен и, пожалуйста, вернись. Если ты не вернешься, я не знаю, что со мной будет! Ты вернул меня к жизни, больше этого сделать будет некому.

— Лена, да что с тобой? — удивляюсь я.

— На людях я скрывала свою тревогу, но сейчас, когда нас никто не видит… Одним словом, Андрей, я боюсь.

— Чего?

— Мне страшно, Андрей. Кэт, всегда такая сдержанная, во всем, кроме любви… Ее тревога и нервозность — это неспроста. Она не стала бы так нагнетать атмосферу, если бы у нее не было веских оснований. Что ты будешь делать, если в самом деле столкнешься с этим «Черным Вектором»?

— Лена, мы с Андреем только что говорили на эту тему. Понимаешь, никто еще толком не знает, как проявляет себя на деле этот Черный Вектор. Мы пока знаем только имя противника, да и то сами его дали. А как он действует, каков он на самом деле: нападает он внезапно или его нападению что-то предшествует? Никто этого не знает. Возможно, я буду первым, а может быть, все пройдет благополучно. Самое главное, что я, спасибо Кэт, знаю, что этот Черный Вектор может проявить себя, и готов к этому. Да, я не знаю, как это будет происходить и как себя при этом вести. Но не забывай, что мы с Андреем — хроноагенты экстракласса, и прими во внимание ту подготовку, которую мы получили.

— Времечко! Да какая подготовка может все предусмотреть?!

— Лена, поверь мне, боевому летчику и хроноагенту. Я прошел множество всяких курсов и переподготовок. Как правило, в жизни ситуации намного проще и безобиднее тех, которые проигрывают через тебя при подготовке. Тут везде один принцип: “Тяжело в учении, легко в бою!”

— Так то в жизни! А ты сейчас, возможно, идешь на встречу с неведомым, никакой ситуационной игрой не предусмотренным.

— Леночка! Я клянусь тебе, что буду осторожным, как змея, и я обязательно вернусь. Что бы ни произошло, с чем бы я ни столкнулся, я все равно вернусь к тебе. Ты веришь мне?

Когда я уже лежу на “стартовой площадке”, на напутственный сеанс связи выходит не только Магистр, но и Андрей.

— Удачи тебе, Андрэ! Я думаю, что ты помнишь все, о чем мы с тобой говорили.

Андрей также краток:

— Держись, гвардии капитан! И, главное, не суетись!

Когда они отключаются, Лена подходит ко мне, целует сначала в лоб, потом в губы и шепчет:

— Андрей, помни, ты обещал мне вернуться во что бы то ни стало.

— Жди меня, и я вернусь, только очень жди, — отвечаю я строчками из Симонова.

Лена грустно смотрит на меня и садится за пульт. Через минуту сознание мое погружается во тьму.

Глава 28

— Друг мой, ветер-капитан, пора вставать!

Я открываю глаза. Голос принадлежит женщине лет тридцати пяти, высокого роста, с серыми глазами и волосами цвета червонного золота. Под непривычным (для меня) оранжево-салатового цвета халатом угадывается военная форма.

— Доброе утро, туча-капитан! Ну, как я, в норме?

— Все прекрасно! Вы редко чувствовали себя лучше. Подавать ваш завтрак? Времени до полета осталось не так уж и много. Вас уже ожидает Ело Бикар.

— Делать ему в такую рань нечего, — шутливо ворчу я.

Через минуту другая женщина, помоложе, приносит поднос с завтраком и ставит его на столик.

— Вот ваш завтрак, брат.

— Спасибо, сестра.

На подносе — салат из редьки и моркови, бифштекс с луком и зеленью, яичница из трех яиц, посыпанная зеленым луком, овсяная каша, крупные ломти еще теплого белого хлеба, бисквиты и большая кружка молока.

“Неплохой аппетит бывает у Адо Тукана перед полетом!” — отмечаю я про себя и усаживаюсь за стол.

— Минут через пятнадцать пригласите Ело Бикара, сестра.

— Хорошо, брат.

Завтракаю я с аппетитом Адо Тукана. Впрочем, все, не исключая и овсянки, было очень хорошо и весьма вкусно приготовлено.

“Это вам не из синтезатора!” — думаю я и мысленно улыбаюсь в “диафрагму”, зная, что за мной неотрывно наблюдают друзья. Впрочем, это ведь только у меня из синтезатора выходит редиска со вкусом клюквы и клюква с ароматом огурцов и вкусом персика. Даже Андрей превзошел уже меня в искусстве владения синтезатором и однажды угостил меня прекрасным шашлыком, а для Катрин “творил” каждое утро такие необычайно красивые цветы, что мы с Леной только дивились его фантазии.

Когда я допиваю молоко, входит Ело Бикар, высокий брюнет в кремовом комбинезоне.

— Привет, Адо!

— Здравствуй, Ело! — Я ставлю на стол кружку, и мы обнимаемся.

— Я помешал тебе? — спрашивает Ело, указывая на кружку.

— А, ерунда, — отвечаю я, залпом допивая молоко.

Я подхожу к окну. Оно выходит на летное поле. Метрах в трехстах разлаписто стоит ярко-желтый самолет, вокруг него копошатся люди.

— Вот он, наш “птенчик”, даже цвет подобающий.

— Ну, цвет по необходимости.

— Что за необходимость?

— Будто не знаешь! Чтобы легче было найти обломки в случае чего.

— А в случае чего?

— Не притворяйся, Адо. Ты же знаешь. В случае катастрофы.

— Ело, ты не хуже меня знаешь, на каких скоростях ходит наша птичка! Ты что, серьезно считаешь, что можно будет что-то найти, если она со скоростью тысяча двести — тысяча пятьсот метров в секунду соприкоснется с землей? А как славно полыхнут тонны топлива! Да еще и активатор. Там будет что искать?

— Ты, пожалуй, прав. В этом случае найти что-либо будет затруднительно.

— Да просто невозможно! — прерываю я его, а перед глазами встает картина моего огненного пике над Рославлем. — Кстати, Ело, а ваши спецы не задавались вопросом: как в таких случаях поведет себя активатор? Что будет, если такая машина на полной скорости ухнет, например, на нефтехранилище или химсклад? Или на лес? Или в воду? При такой энергии и температуре взрыва не сработает ли он в роли запала для какой-нибудь реакции?

— Насколько мне известно, такие вопросы специально не прорабатывались. А это действительно интересно, но… Слушай, Адо, а что это ты вдруг об этом заговорил? Ты что, думаешь…

— Договаривай, — подбадриваю я своего товарища, — ты хотел сказать, что я предчувствую катастрофу в одном из ближайших полетов?

— Ну да… — тянет Ело.

— Ело! Я был бы никуда не годным летчиком-испытателем, если бы у меня появлялись такие предчувствия. Даже если бы они и промелькнули, я бы не стал делиться ими ни с кем, я просто стал бы искать, что их вызвало. Напротив, я гарантирую тебе, что эту машину я благополучно доведу до конца. То есть выполню всю программу испытаний вашего КБ. Может быть, не без осложнений, так редко бывает, но и без крайних исходов.

— Тогда зачем все эти разговоры? — спрашивает Ело, отпив глоток кофе.

— И такие вопросы задает мне создатель машины! Она что, останется в единственном экземпляре и летать на ней буду только я? Правильно, нет. Как я понимаю, это многоцелевая боевая машина. Значит, ее ждет серийное производство на заводе. Десятки, а потом сотни таких машин появятся в строевых частях. А там и наземное обслуживание без участия научных светил, как у нас, да и у летчиков квалификация далеко не у всех как у ведущих испытателей. Летные происшествия неизбежны… Ну, ты знаешь статистику. Не исключено, что некоторые будут с такими исходами, о которых я говорил. Это в мирное время. Но ведь машина военная. Поверь, я не знаю ни одного самолета, который нельзя было бы сбить, каким бы выдающимся он ни был. Полагаю, ты понял, о чем я говорю?